Существовали особые методы, позволявшие достигать такого бессмертия: один из них, очень близкий к изготовлению «эликсира долголетия», которое практиковалось на Западе и в мусульманских странах, был основан на применении загадочной субстанции – наши переводчики называют её «киноварью» – субстанции, обладающей, употребляя современную терминологию, чрезвычайно интенсивной «радиоактивностью». Китайские тексты описывают свойства киновари, и её природа формулируется в них с точностью, не допускающей ни тени сомнения.

Другой метод, более распространённый, основывался на очень сложной технике дыхательных упражнений и визуальной концентрации на определённых функциональных центрах тела. Прийти к завершению начального этапа на пути бессмертия столь трудно, что во всей истории Китая было крайне мало тех, кто смог достигнуть окончательной цели. Белый Доминиканец базируется на учении о втором методе, что совершенно естественно, ибо сам Майринк весьма преуспел в практике йоги.

Тот аспект даосизма, который Майринк пытается описать в своём романе, есть аспект «пути ши-цзяй и цзэу-цзяй». Первый из этих китайских терминов означает «растворение тела», второй – «растворение меча». Здесь следует отметить, что данные концепции эзотерической науки абсолютно чужды западным учёным. Примечательно, что Майринк смог, благодаря своим «контактёрским» способностям и ясновидению, понять и, до некоторой степени, приобщиться к сей совершенно тайной мистической традиции. Попробуем, прежде всего, объяснить, что подразумевается под «растворением тела». По сути, данное понятие известно многим вступившим на путь алхимии на Западе: европейская традиция и определённые тексты сообщают о растворении человеческого тела алхимическим путём и восстановлении, или, если хотите, воскрешении того же самого тела в чрезвычайно очищенной форме. Итак, согласно пути «ши-цзяй», тело воскрешения может быть видимым или невидимым в зависимости от обстоятельств. В Европе знают о великом немецком адепте XVII века, советнике Шмидте, который, по-видимому, успешно пережил подобный опыт. Шмидт применил эликсир, помещённый в его гроб; физическое тело умерло, но тело субтильное и дух стали свободными. Плоть была растворена эликсиром, затем произошёл алхимический акт палингенеза. Алхимик управлял космическими силами, несмотря на то, что он не «существовал», но мог, тем не менее, проявлять свою волю, поскольку достиг такого состояния сознания, кое являлось состоянием бессмертного.[313] Он был способен создавать вокруг «оболочки», оставленной его физической плотью, крайне чувствительное тело, имеющее точно такую же форму и те же функции, что и его обычное человеческое тело. «Попытка осуществить алхимическую смерть и алхимическое воскрешение, – обычно говорил он, – есть вершина алхимической реализации».

Однако китайские последователи даосизма, в рамках вышеупомянутой традиции, не пользовались эликсиром для растворения тела – они осуществляли эту операцию с помощью сложной и невероятно трудной дыхательной техники. В работах даосов, для способных их понять, очень конкретно описаны различные стадии данного процесса. Растворение тела осуществляется постепенно, чтобы в итоге достигнуть состояния «небытия», кое практически тождественно понятию «хаоса» у наших алхимиков. Затем начинается процесс воссоздания тела с помощью воли и специального, указанного даосами метода, в некотором смысле почти идентичного той методике, каковую использовал Шмидт; мы можем понять его, приняв во внимание парапсихологические силы и телепатию такой степени, коя до сих пор неизвестна в Европе. Но постепенную трансформацию живого тела в тело бессмертия можно также осуществить посредством крайне изощрённого тантрического способа, основанного на особом объединении мужского и женского принципов, который описан во многих важнейших тантрических текстах. Такой способ, совмещённый с дыхательной техникой даосов, был очень популярен в эпоху расцвета даосизма. К сожалению, современные западные учёные не уделяют в своих трудах (во всём остальном превосходных) сему факту должного внимания.

По-видимому, в своём романе Майринк описывает именно последний метод: он повествует о медленной трансформации человеческого тела в тело бессмертное; о связи, существующей между Таубеншлагом, главным героем романа, и Офелией, которая остаётся тесно связанной с ним после своей смерти, поскольку ей, как и ему, предопределено рождение в состоянии посвящённого. Майринк едва касается техники, использованной Таубеншлагом для реализации бессмертия. Сказать, что он поведал тайны, не раскрыв их – так, кажется, говорил сам Майринк, – значит не сказать ничего. Вероятно, он проигнорировал различные стадии пути, ведущего к бессмертию. Необыкновенный дар ясновидения позволил ему узреть окончание процесса, но не промежуточные его этапы.

Идею же «цзэу-цзяй», «растворения меча», практически невозможно понять. Майринк переводит термины «ши-цзяй» и «цзэу-цзяй» так: растворение тела и меча или растворение (посредством) тела и (посредством) меча. Перевод, насколько можно понять термин «ши-цзяй», вовсе не точный, и это очевидно, когда речь заходит уже о мече. В даосских сочинениях написано, что очень часто после растворения тела (или после разложения трупа) на его месте в гробу находят меч, а иногда большой нож. Меч слишком хорошо известен как эмблема и символ посвящения, чтобы говорить об этом здесь; в последней главе романа Майринк с необыкновенным мастерством описывает значение меча. Между прочим, это одна из самых сильных глав, созданных Майринком. Он обнаруживает свою широкую осведомлённость в области эзотерического учения и вместе с тем демонстрирует значительную способность к усвоению знаний, хотя, по прихоти злополучной судьбы, приобщение Майринка к ним произошло при нелепых и неблагоприятных обстоятельствах. Материализация меча в гробу означает, согласно даосскому учению, что тот, чьё тело было растворено, действительно стал Бессмертным, точно так, как это описано в вышеупомянутой главе романа. Майринк мог узнать об этом и с помощью своих медиумических способностей, и прочитать в китайском тексте, но в любом случае, данное в некоторых даосских работах толкование «меча» согласуется с тем, о чём говорит писатель.

Меч также есть символ трансформации плоти в субтильное тело, являющееся инструментом огромного психического и магического могущества; меч – символ «луча света, разъединяющего все вещи». У нас нет никакой возможности описать процесс материализации меча, но всё же мы можем допустить, что он действительно представал в своей материальной форме в гробу – слишком много свидетелей сего факта было в истории Китая с самых давних времён, чтобы можно было в этом сомневаться. Слово «меч» фигурирует в названиях ряда даосских сочинений, в некоторых текстах говорится об отсечении головы трупа мечом и её «использовании» для формирования тела воскрешения (древнейшая магическая практика) и ускорения процесса превращения в Бессмертного.

Название романа – Белый Доминиканец. Многие биографии великих учителей буддизма махаяны и легенды тибетских монастырей упоминают «белых монахов». Они, будучи настоящими монахами, принадлежали к ордену, о происхождении которого известно мало; он мог возникнуть в Персии или на севере Индии. Белые монахи оказали большое влияние на все страны, где практиковался буддизм махаяны. Они всегда жили на территории буддийского монастыря, но отдельно от остальных монахов, как правило, в углах монастырских построек. Они никогда не были многочисленны, но обладали обширными познаниями. Именно белые монахи превратили первоначальную форму буддизма в то, что ныне мы называем буддизмом махаяны. Это были величайшие магистры эзотерического знания из тех, кого когда-либо знала история человечества. Они являлись великими наставниками, о которых говорили с глубочайшим уважением. Возможно, Майринк размышлял об этих монахах при создании персонажа или психического портрета «белого» Доминиканца: монаха, достигшего самой высокой степени посвящения, одного из «белых монахов», каковой покинул землю, имея бессмертное психическое тело. В определённом смысле Белый Доминиканец являет собой основу всей истории романа: именно он пишет в Книге Жизни имя ребёнка – Христофор Таубеншлаг, – коему предназначено стать посвящённым; это необходимо каждому, кто должен ступить на путь Дао. Согласно китайской легенде, в начале жизни кандидата всегда оказывается некто, сообщающий ему о будущей судьбе, даже если тот слишком молод, чтобы уразуметь сказанное.